Неточные совпадения
Она была так толста и мягка, что правая ягодица ее свешивалась со стула, точно пузырь, такими же пузырями вздувались бюст и
живот. А когда она встала — пузыри исчезли, потому что слились в один
большой, почти не нарушая совершенства его формы. На верху его вырос красненький нарывчик
с трещиной, из которой текли слова. Но за внешней ее неприглядностью Самгин открыл нечто значительное и, когда она выкатилась из комнаты, подумал...
За спиной его щелкнула ручка двери. Вздрогнув, он взглянул через плечо назад, — в дверь втиснулся толстый человек, отдуваясь, сунул на стол шляпу, расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и, выпятив
живот величиной
с большой бочонок, легко пошел на Самгина, размахивая длинной правой рукой, точно собираясь ударить.
Кривоногий,
с выпученным
животом,
с приплюснутым, плоским черепом, широким лбом и
большими ушами, он был как-то подчеркнуто, но притягательно некрасив.
Самгин пошел
с ним. Когда они вышли на улицу, мимо ворот шагал, покачиваясь,
большой человек
с выпученным
животом, в рыжем жилете, в оборванных, по колени, брюках, в руках он нес измятую шляпу и, наклоня голову, расправлял ее дрожащими пальцами. Остановив его за локоть, Макаров спросил...
— Плохое сочинение, однакож — не без правды, — ответил Радеев, держа на
животе пухлые ручки и крутя
большие пальцы один вокруг другого. — Не
с меня, конечно, а, полагаю, —
с натуры все-таки. И среди купечества народились некоторые размышляющие.
Наконец мы, однако, сошлись
с ним на двадцати рублях. Он отправился за лошадьми и чрез час привел их целых пять на выбор. Лошади оказались порядочные, хотя гривы и хвосты у них были спутанные и
животы —
большие, растянутые, как барабан.
С Филофеем пришло двое его братьев, нисколько на него не похожих. Маленькие, черноглазые, востроносые, они, точно, производили впечатление ребят «шустрых», говорили много и скоро — «лопотали», как выразился Ермолай, но старшому покорялись.
Появился мельник, человек высокого роста,
с жирным лицом, бычачьим затылком, круглым и
большим животом.
Месяца через три по открытии магазина приехал к Кирсанову один отчасти знакомый, а
больше незнакомый собрат его по медицине, много рассказывал о разных медицинских казусах, всего
больше об удивительных успехах своей методы врачевания, состоявшей в том, чтобы класть вдоль по груди и по
животу два узенькие и длинные мешочка, наполненные толченым льдом и завернутые каждый в четыре салфетки, а в заключение всего сказал, что один из его знакомых желает познакомиться
с Кирсановым.
Это — несчастная и вечно больная девушка, лет двадцати пяти, ростом аршин
с четвертью,
с кошачьими глазами и выпятившимся клином
животом. Однако ж ее заставляют работать наравне
с большими, только пяльцы устроили низенькие и дали низенькую скамеечку.
Ипат — рослый и коренастый мужик, в пестрядинной рубахе навыпуск,
с громадной лохматой головой и отвислым
животом, который он поминутно чешет. Он дедушкин ровесник, служил у него в приказчиках, когда еще дела были, потом остался у него жить и пользуется его полным доверием. Идет доклад. Дедушка подробно расспрашивает, что и почем куплено; оказывается, что за весь ворох заплачено не
больше синей ассигнации.
Наружность у Антония (так звали ябедника) была необыкновенно сладостная. Круглая фигура,
большой живот, маленькая лысая голова, сизый нос и добродушные глаза, светившиеся любовью к ближним. Когда он сидел в кресле, сложив пухлые руки на
животе, вращая
большими пальцами, и
с тихой улыбкой глядел на собеседника, — его можно было бы принять за олицетворение спокойной совести. В действительности это был опасный хищник.
Он был небольшого роста, сутуловат,
с криво выдавшимися лопатками и втянутым
животом,
с большими плоскими ступнями,
с бледно-синими ногтями на твердых, не разгибавшихся пальцах жилистых красных рук; лицо имел морщинистое, впалые щеки и сжатые губы, которыми он беспрестанно двигал и жевал, что, при его обычной молчаливости, производило впечатление почти зловещее; седые его волосы висели клочьями над невысоким лбом; как только что залитые угольки, глухо тлели его крошечные, неподвижные глазки; ступал он тяжело, на каждом шагу перекидывая свое неповоротливое тело.
Сзади судей сидел, задумчиво поглаживая щеку, городской голова, полный, солидный мужчина; предводитель дворянства, седой, большебородый и краснолицый человек,
с большими, добрыми глазами; волостной старшина в поддевке,
с огромным
животом, который, видимо, конфузил его — он все старался прикрыть его полой поддевки, а она сползала.
Уже Ромашов отчетливо видел его грузную, оплывшую фигуру
с крупными поперечными складками кителя под грудью и на жирном
животе, и
большое квадратное лицо, обращенное к солдатам, и щегольской
с красными вензелями вальтрап на видной серой лошади, и костяные колечки мартингала, и маленькую ногу в низком лакированном сапоге.
Александров справился
с ним одним разом. Уж не такая
большая тяжесть для семнадцатилетнего юноши три пуда. Он взял Друга обеими руками под
живот, поднял и вместе
с Другом вошел в воду по грудь. Сенбернар точно этого только и дожидался. Почувствовав и уверившись, что жидкая вода отлично держит его косматое тело, он очень быстро освоился
с плаванием и полюбил его.
— Да
с полсорока
больше своих не дочтемся! Изменники дрались не на
живот, а на смерть: все легли до единого. Правда, было за что и постоять! сундуков-то
с добром… серебряной посуды возов
с пять, а казны на тройке не увезешь! Наши молодцы нашли в одной телеге бочонок романеи да так-то на радости натянулись, что насилу на конях сидят. Бычура
с пятидесятью человеками едет за мной следом, а другие
с повозками поотстали.
Тот очень равнодушно, точно давно уже был знаком
с Дениской, задвигал своими
большими, похожими на забрало челюстями и отъел мухе
живот.
Он помог Егорушке раздеться, дал ему подушку и укрыл его одеялом, а поверх одеяла пальто Ивана Иваныча, затем отошел на цыпочках и сел за стол. Егорушка закрыл глаза, и ему тотчас же стало казаться, что он не в номере, а на
большой дороге около костра; Емельян махнул рукой, а Дымов
с красными глазами лежал на
животе и насмешливо глядел на Егорушку.
Над его головой на одном из
больших неуклюжих камней стоял маленький мальчик в одной рубахе, пухлый,
с большим, оттопыренным
животом и на тоненьких ножках, тот самый, который раньше стоял около бабы.
Вот он висит на краю розовато-серой скалы, спустив бронзовые ноги; черные,
большие, как сливы, глаза его утонули в прозрачной зеленоватой воде; сквозь ее жидкое стекло они видят удивительный мир, лучший, чем все сказки: видят золотисто-рыжие водоросли на дне морском, среди камней, покрытых коврами; из леса водорослей выплывают разноцветные «виолы» — живые цветы моря, — точно пьяный, выходит «перкия»,
с тупыми глазами, разрисованным носом и голубым пятном на
животе, мелькает золотая «сарпа», полосатые дерзкие «каньи»; снуют, как веселые черти, черные «гваррачины»; как серебряные блюда, блестят «спаральони», «окьяты» и другие красавицы-рыбы — им нет числа! — все они хитрые и, прежде чем схватить червяка на крючке глубоко в круглый рот, ловко ощипывают его маленькими зубами, — умные рыбы!..
Фома оттолкнулся от стола, выпрямился и, все улыбаясь, слушал ласковые, увещевающие речи. Среди этих солидных людей он был самый молодой и красивый. Стройная фигура его, обтянутая сюртуком, выгодно выделялась из кучи жирных тел
с толстыми
животами. Смуглое лицо
с большими глазами было правильнее и свежее обрюзглых, красных рож. Он выпятил грудь вперед, стиснул зубы и, распахнув полы сюртука, сунул руки в карманы.
Оглядел всего себя, внимательно,
с интересом, начиная от
больших арестантских туфель, кончая
животом, на котором оттопыривался халат. Прошелся по камере, растопырив руки и продолжая оглядывать себя, как женщина в новом платье, которое ей длинно. Повертел головою — вертится. И это, несколько страшное почему-то, есть он, Сергей Головин, и этого — не будет. И все сделалось странно.
Он подошел к Селивану, будто
с ласкою, и проговорил: «Здравствуй, пожалуйста», а в это самое время из рукава кольнул его самым
большим и острым шилом прямо в
живот.
Он отстранил ее руками и отошел, и ей показалось, что лицо его выражало отвращение и досаду. В это время баба осторожно несла ему в обеих руках тарелку со щами, и Ольга Ивановна видела, как она обмочила во щах свои
большие пальцы. И грязная баба
с перетянутым
животом, и щи, которые стал жадно есть Рябовский, и изба, и вся эта жизнь, которую вначале она так любила за простоту и художественный беспорядок, показались ей теперь ужасными. Она вдруг почувствовала себя оскорбленной и сказала холодно...
Дедушка лежал, сложив на
животе и сцепив одну
с другой
большие исхудалые руки
с коричневой кожей и резко выступающими наружу костяшками.
У Веры никого не было родных, кроме дедушки и тети; мать умерла уже давно, отец, инженер, умер три месяца назад в Казани, проездом из Сибири. Дедушка был
с большой седой бородой, толстый, красный,
с одышкой, и ходил, выпятив вперед
живот и опираясь на палку. Тетя, дама лет сорока двух, одетая в модное платье
с высокими рукавами, сильно стянутая в талии, очевидно, молодилась и еще хотела нравиться; ходила она мелкими шагами, и у нее при этом вздрагивала спина.
Парень.
С тех пор как умерли мои родители, мне
больше негде столоваться, Никита Федорович. Первоначально столовался я у моей замужней сестры, но семья у них, знаете ли,
большая, ртов много, а работников один только зять. Вот и говорят они мне: ступай, говорят, Гриша, столоваться в другое место, а мы
больше не можем, чтобы ты у нас столовался. И тут совсем было я погиб, Никита Федорович, и решился
живота.
Перед присутствием по воинской повинности стоял низенький человек,
с несоразмерно
большим животом, унаследованным от десятков поколений предков, не евших чистого хлеба,
с длинными, вялыми руками, снабженными огромными черными и заскорузлыми кистями.
— Работаешь весь день, — машина стучит, пол под тобою трясется, ходишь, как маятник. Устанешь
с работы хуже собаки, а об еде и не думаешь. Все только квас бы пил, а от квасу какая сила?
Живот наливаешь себе,
больше ничего. Одна водочка только и спасает: выпьешь рюмочку, — ну, и есть запросишь.
Получив отрицательный ответ, он всадил доктору в
живот большой кухонный нож. Врач упал
с распоротым
животом; одновременно упал и убийца-больной, у которого хлынула кровь горлом. Оба были тотчас подняты и свезены в одну и ту же больницу, там оба они и умерли.
В нашу хирургическую клинику поступила женщина лет под пятьдесят
с большою опухолью в левой стороне
живота.
И он
с ненавистью поглядел на свой сарай
с кривой поросшей крышей; там из двери сарайчика глядела на него
большая лошадиная голова. Вероятно, польщенная вниманием хозяина, голова задвигалась, подалась вперед, и из сарая показалась целая лошадь, такая же дряхлая, как Лыска, такая же робкая и забитая, тонконогая, седая,
с втянутым
животом и костистой спиною. Она вышла из сарая и в нерешительности остановилась, точно сконфузилась.
У широкой степной дороги, называемой
большим шляхом, ночевала отара овец. Стерегли ее два пастуха. Один, старик лет восьмидесяти, беззубый,
с дрожащим лицом, лежал на
животе у самой дороги, положив локти на пыльные листья подорожника; другой — молодой парень,
с густыми черными бровями и безусый, одетый в рядно, из которого шьют дешевые мешки, лежал на спине, положив руки под голову, и глядел вверх на небо, где над самым его лицом тянулся Млечный путь и дремали звезды.
Овцу отвязали, повалили на спину, на
живот ей сел молодой бурят
с одутловатым лицом и
большим ртом. Кругом стояли другие буряты, но все мялись и застенчиво поглядывали на нас.
Теперь он видит ее. Женщина средних лет, довольно красивая, черноволосая, стоит сзади других. Несмотря на шляпу и модное платье
с грушеобразными рукавами и
большим, нелепым напуском на груди, она не кажется ни богатой, ни образованной. В ушах у нее цыганские серьги
большими дутыми кольцами; в руках, сложенных на
животе, она держит небольшую сумочку. Отвечая, она двигает только ртом; все лицо, и кольца в ушах, и руки
с сумочкой остаются неподвижны.
Несколько офицеров подбежало к нему.
С правой стороны
живота расходилось по траве
большое пятно крови.
«Вот это всегда так», думала графиня Марья. «Со всеми говорит, только не со мною. Вижу, вижу, что я ему противна. Особенно в этом положении». Она посмотрела на свой высокий
живот и в зеркало на свое желто-бледное и исхудавшее лицо
с более, чем когда-нибудь,
большими глазами.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко.
Живот ее мешал ей. Он мешал ей
больше, чем когда-нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и
с спутанною косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что-то приговаривая.
Кутузов сидел, спустив одну ногу
с кровати и навалившись
большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, чтò занимало его.